Две вещи в этом мире заставляют меня тем более восхищаться и преклоняться перед ними,чем более я о них думаю — это звездное небо над головой и волшебный говорящий енот,живущий во мне.

Несколько дней назад, 16 января, умер один из моих любимых художников. Хотя мне очень не нравится словосочетание "любимый художник". Художник, поразивший меня - так будет правильнее.
много букв и картинКогда-то давно, года четыре, наверное, назад, в книжном я влюбилась в обложку книжки из мягкой азбуки-классики:

"Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто."
Это был сборник рассказов непонятно по какому признаку подобранных американских и английских авторов. На тот момент я прочла их с удовольствием, но по большей части без восторга. Однако именно тогда я впервые познакомилась с Уильямом Сарояном, и его мягкая ирония и армянская щедрость слога покорила меня, видимо, на всю оставшуюся жизнь). Еще там был, кажется, рассказ Фрэнсиса Скотта Фицджеральда про зеленые персики и красивую девушку-южанку. Остальные рассказы не отложились в моей памяти, а там ведь были ныне нежно любимые Ивлин Во и Мюриэл Спарк. Хотя к рассказам Во нужно привыкать...
При этом образ на обложке -девушка с розовом платье, огромное поле и далекий, почти недостижимый дом - впечатался мне в память намертво. Я возвращалась и возвращалась к нему, пытаясь понять, что же там происходит, какая невыносимая драма разыгрывается на фоне безмятежной пшеницы.
Кто там, на той стороне поля, кто там в доме? Обезумевший от гнева отец, запретивший дочери возвращаться? Любимый, которому нельзя открыть чувства? Иногда в этой девушке мне виделась "форрестгамповская" Дженни, которой "просто недостаточно камней".
Позднее всплыло откуда-то название картины - Christina's World, и ее история. Эндрю Уайет, сын художника, живет в Пенсильвании и тоже рисует с детства, немного иллюстрирует книги, после бросает это занятие. Первой персональной выставки удостоен в возрасте двадцати лет, в 1937 году, в Нью-Йорке. Почти все картины тогда были распроданы, но пока - Уайет все еще остается не более чем неплохим провинциальным художником. Однажды летом, в 1948 году, он начинает работу над портретом соседки, Кристины Олсон, девушки, которую полиомиелит лишил способности нормально ходить. Вот откуда это напряжение в позе девушки, вот откуда чувство, что преодолеть расстояние от нее до дома - невозможно...
Критики говорят, что "Мир Кристины" - о победе силы духа над слабостью тела, что картина - гимн человеческому упорству. Как по мне, так это гимн человеческому отчаянью.
Закончив картину, Уайет повесил ее на стену в гостиной, где никто особо не обращал на нее внимания. Художник справедливо рассудил, что лучше пусть на нее не обращают внимания много народу, и отправил картину в нью-йоркскую галерею. Отправил без особых надежд (может, ему просто место на стене надо было освободить для вышивки с кошечкой). Но в галерею валом повалил народ, чтобы часами смотреть на Кристину и ее мир. О ней говорили, писали, И Музей современного искусства выложил за нее по тем временам весьма внушительные 1800 у.е. Картина почти мгновенно стала культовой, а художник, еще весьма юный (ему был 31 год) - знаковой фигурой поколения и все такое прочее.
Тем не менее ничего в жизни Эндрю Уайета особенно не изменилось. Он все так же жил в деревянном доме в штате Пенсильвания с женой Бетси. Иногда выезжал в соседний штат Мэн писать пейзажи, а в остальном вел жизнь одинокую, тихую, почти затворническую.
Трудно не вспомнить, что примерно в то же самое время в штате Нью-Хэмпшир такую же затворническую жизнь ведет еще одна культовая фигура. Не знаю, сыграл ли здесь какую-то роль сходный образ жизни - или к сходному образу жизни привел сходный образ мысли - но Селинджер и Уайет кажутся мне бесконесчно близкими по духу. И, очевидно, не только мне. В лучших изданиях "Над пропастью во ржи" на обложке использована работа Уайета "Мальчик у сарая":

Почему у мальчика у сарая - взгляд Холдена Колфилда, сына адвоката? Может, мальчик смотрит на ржаное поле на краю обрыва?
Мне кажется, у картин Уайета очень, очень селинджеровская атмосфера.

Где-то там, в лодке, Бу-бу обясняет сыну, кто такой Иуда, а сын говори ей - "Ты не капитан, ты женщина!"

Где-то здесь, в доме без телефона, живет Бадди и пишет бесконечные письма Симору.

Такой мне кажется Бу-бу, тоскующая по Симору... да ей вообще есть о чен тосковать, чего уж там.

А таким видится сержант технических войск Джон Ф. Глэдуоллер-младший, герой рассказа "День перед прощанием". "Сэр, я привез свои книжки, стрелять я ни в кого пока не буду, валяйте, ребята, я подожду тут, среди книг".

"Грустный мотив". Негритянка, поющая джаз, умирает от аппендицита, когда в больнице отказываются ее принять...
В картинах Уайета - не один Селинджер, в нем сам дух американской прозы.
Вечные голод и холод Сарояна:

Одиночество и тревога Стейнбека:



Тоска по детству Харпер Ли:

Холодный морской ветер Хемингуэя:




Как объяснить, что чувствуешь, видя его картины? Мурашки по коже, в горле ком - это же тоже ни о чем не говорит и ничего не объясняет.
Жаль, что его больше нет.
The Old Men Admiring Themselves In The Water
I heard the old, old men say,
'Everything alters,
And one by one we drop away'.
They had hands like claws, and their knees
Were twisted like the old thorn-trees
By the waters.
I heard the old, old men say,
'All that's beautiful drifts away
Like the waters'.
Старик, смотрящий в воду
Мне шелестел старик, как древний дуб, точь-в-точь,
«Всё точат годы,
И в свой черёд мы все уходим прочь».
Корявые, как ветви, руки с венами по коже,
Колени, так на корни узловатые похожи,
Что мыли воды.
Мне шелестел старик, как древний дуб, точь-в-точь,
«Прекрасное всегда уносит прочь,
Как эти воды».
William Butler Yeats
Холодный мир Уайета, не отягощенный моими литературными ассоциациями:



















Нет, Танюш, на самом деле круть. Особенно с перышками и тюлем))