Первая литературная премия имени Риммы Казаковой "Начало" была вручена 19 мая поэтессе Наталье Поляковой, сообщает РИА Новости со ссылкой на пресс-секретаря Союза писателей Москвы Александра Герасимова.
Премия была присуждена с формулировкой "за яркое начало творческого пути". Церемония вручения почетного диплома состоялась в Центральном доме литераторов.
Наталья Полякова родилась в 1983 году в городе Капустин Яр. В настоящее время она является студенткой Литературного института имени А.М.Горького. Ее первый сборник стихотворений "Бумажные птицы" был издан в 2001 году. Произведения Натальи Поляковой публиковались в журналах "Кольцо А", "Пролог", "Литературная учеба", а также в литературных альманахах "Молодые писатели России" и "В комнате за сценой". В 2002 году Полякова была принята в Союз писателей Москвы.Че-то я, по-моему, нифига не понимаю в поэзии, потому что меня не всталвяет ни разу. Несмотря на то, что По, Селинджера и Сартра я тоже нежно люблю.
читать великих современных поэтовЪ
Н. Полякова:
Стало быть, можно оправдать свое существование?
Жан Поль Сартр. «Тошнота»
Существование вещей очевиднее моего скупого осмысленного бытия.
Поэтому все открытия, умножающие явления и предметы, суть закрытие
человека. Так, благодаря закону вытеснения тела, держится его ладья
на плаву, а не тому, что худой кормчий в сумрачный мир не торопит отплытие.
Развенчанный и развинченный мир спасается кока-колой и иглоукалыванием.
Ты одна из тех, кто ищет выигрышных ситуаций, как выбирает участок суши
слепой кладоискатель и думает, что именно он счастливчик, именно он баловень
театрального хлама. Что ж, Carpe Diem, но меня тошнит от твоей чуши.
Закончится пластинка, заскрипит иголка, я уйду, а ты останешься в тишине,
как была – с опрокинутыми глазами. Меня на улице ждет конвоир – глухонемая тень.
Я засиделся в писателях, и сам это вижу по одному тому, как растет горб на ее спине.
Но если есть что-то, оправдывающее существование и этот гаснущий день,
один из череды точно таких же, так это – Музыка, растущая сквозь асфальт.
И пока город ищет инакомыслящих, стрижет газон и расправляет брыжи,
я пишу в строчку и в стол, стучу по крышке рояля, но музыка начнется не в нем, а над
прозой и городом, раскаляя воздух, сама по себе, сколько слов из себя ни выжми.
Куда деваются утки в Центральном парке, когда пруд замерзает?
Д.Селинджер. «Над пропастью во ржи»
Снег синеет, как лакмусовая бумага, запоминая следы
от Пушкинской до Патриарших сквозь сукровицу темноты.
Дети режут коньками лед, приобретая опыт скольжения.
А ты, замерев, ждешь то ли обморока, то ли головокружения.
Треплешь зеленую книжицу требника, нет, хождения.
Так безыскусно питает тебя начавшаяся неврастения.
Воздух приходит в движение, синоптики ждут циклон,
но это - пространство над городом стягивается узлом.
В начавшемся мельтешении белых трепетных лопастей
Тревожные мамы ловят заблудших, лучших, своих детей.
И если город сегодня простыл, налицо все признаки простужения.
Оттого стеснены так дыхание и движение.
Не дочитывай книг – пусть останется им продолжение,
пусть строка, ускользнув, замрет в стремлении к завершению.
Но никто уже – не умрет, не женится, не родится.
И еще. Не спрашивай, куда улетают птицы.
Мое милое сердце - моя милая Вирджиния <…> Ты мое величайшее и единственное побуждение <…> биться с этою несродственной, неудовлетворяющей и неблагодарной жизнью.
Из письма Эдгара По к жене
Небо расколото, из скорлупы облаков вытекло солнце лилово-кроваво,
ветер затих, задумавшись, как рука в движении: слева направо.
Дом еще цел, но разросся тростник, высохло дерево, и неизбежность
в том, как сжигающе-зла накануне прощания нежность.
Ты надеваешь кольцо – пятое из единой цепи в двенадцать звеньев.
Ляг на траву. Ближе к земле обостряется слух и зренье.
То ли дочка, то ли жена. Идет по развалинам дома. Девочка-птица,
в карминное небо ступая, без права вернуться, с единой возможностью - сниться.
Кровь отворяется горлом, песенки замолкают, вступают марши, но
ты не слышишь их, говоришь: жена повредила сосуд, ничего страшного.
На шаре воздушном плывешь с континента на континент по небесному морю.
В то время как Ворон на высохшей ветке руки, бросил свое «Неверморе».
Сон не закончится утром, а будет длиться. То лица, то птицы из черного крепа
прячутся в складках портьер и за спинками кресел, книгу листая из дыма и пепла.
Ты повторяешь в бреду, как четки перебирая: Береника, Морелла, Лигея
Вспоминая жену. Продолжая любить ее. Все безумнее. Все сильнее.