[reinechaotic]

Для удобства ново- и неновоприбывших я собрала в одной записи ссылки на все свое заковыченное творчество, которое здесь мелькало. Так удобнее все найти и поругать).





[URLpay.diary.ru/~reinechaotic/?comments&postid...]Простудная сказка[/URL]



Стоп! Вот теперь...



Хочешь, однажды...



Рождественские



Если бы я была птицей



Зимнее. Ночное. Для lee_ оно же "Зимняя сказка"



Myst оно же попытка любовной лирики, оно же любимому муж упосвящается.



пара слов о детских страшных снах



Открытое письмо оно же второе адресное



про снег "между утром и утром - зима и твои поцелуи..."



болезненные воспоминания об О'Генри очень болезненные. блин. Болезные прям.



Адресное. Испанское. Оно же "Сагрия и солнце"



для Пеони с большой любовью



Ночное. Неожиданное. оно же "Молитва", оно же "Не бывает чужого"



Осенне. Городское. "мне кажется, этой осенью все вполсилы..."



грустное какое-то. дИпрессивоне...



Самокритичное "ах, уколи меня сатирою, как жалом оккамовских лезвий..."



Черно-белые фильмы



Простудно-осеннее оно же "Легкие люди"



"С готовностью верю в иллюзию рая..."



Ночь диких собак оно же "Спиралька лимонной корки", оно же с невтемным эпиграфом.



Про дом, книги и огонь оно очень личное. все.



Фантазия об измене



Все пройдет оно же "Никогда"



Выше надежды вольный перевод



О лимонах



А.



последние четыре связаны с очень дорогим мне человеком, которого... поэтому у них нет "технической стороны" и так далее. их я просто не могла не написать.

Остальное можно и нужно критиковать, ругать и так далее.



Это, пожалуй, и все, мной написанное. Дело в том, что стихи я, в общем-то, писала с тех пор, как узнала буквы, а может, и раньше.

(многабукф)

И все было хорошо, пока об этой моей странной привычке - писать стихи, не узнали в школе. И тут началось... началось таскательство по газетам и конкурсам, но это еще полбеды. Начались просьбы, а позже требования: написать стихи к юбилею школы; ко Дню Независимости; ко Дню космонавтики; стихи антинаркоманские и антиСПИДные; поздравлялки и эпитафии... В общем, творчество мое стало на поток. Я совсем не умела отказывать людям - и не отказывала. И все реже писала что-то для себя, что-то более-менее настоящее.

Потом как-то так вышло, что я влюбилась. Простите меня за отступление, но я все-таки немножко расскажу...

Мне тогда было, кажется, 14. А еще, кажется, был май - а, значит, мне было еще 13. Я сидела в приемной редакции нашей городской газеты (я тогда жила в маленьком украинском городке) и правила статью о каком-то то ли школьном празднике, то ли собрании ветеранов. И вошел он. Мне даже хочется написать с большой буквы - Он. Ох... мне трудно описать, что я увидела и что почувствовала, потому что будут сплошные банальности и избитости. Ну да, у него были огромные ясные серые глаза. Ну да, в его улыбке сияло весеннее солнце... Ну да, он, кстати, был блондин. Высокий и стройный. Да и не в этом-то было дело (уже позже, года через два, я поняла, что - объективно - он не так уж был красив, как мне казалось. Он был не стройный, а худой. И к тому же немного сутулился. И глаза у него были на самом деле огромные и не в меру круглые. С огромностью глаз могла сравниться только огромность ушей...) Но, говорю же, дело все было не в этом, а в том, что... Знаете, бывают такие лица, на которые смотришь не отрываясь и сам не замечаешь, как начинаешь улыбаться... Конечно, для всего этого есть установленные определения - обаяние там, харизма... Не знаю, вряд ли мне тогда в голову пришли эти слова. Да что там! С той самой минуты, как он вошел, у меня в голове вообще стало абслютно пусто (и оставалось пусто довольно долгое время... с год, наверное, точно). А потом он еще и поздоровался со мной.

- Привет. А вы ведь Таня?

Мне кажется, я ничего не ответила, зато распылась в деблоидной улыбке. Ему, видимо, было не впервой сталкиваться с такой реакцией девушек на его приветсвия, и он продолжил болтать дальше.

- Как хорошо, что мы вот так вот встретились! Мы читали все ваши стихи и статьи в "Горняке", и вот, мы решили - -вы нам нужны! Определенно нужны. Вот. Мы - детская общественная организация "Лидер-контакт". Мы занимаемся профилактикой наркомании и ВИЧ/Спида (дааа, мы всегда так и говорили: "ВИЧ/СПИДа"). И нам определенно нужны талантливые авторы! Сейчас мы собираемся издавать собственную газету, а пока - нужно придумывать тексты для плакатов и листовок, а стихотворные речевки - было бы совсем замечательно! Соглашайтесь, у нас интересно, весело, да и дело по-настоящему полезное и важное...

Он еще долго расписывал прелести волонтерской судьбы, а я уже давно была согласна. Если бы он сказал: собирайся, поехали в Северную Зулусию - я бы точно так же радостно кивнула, продолжая улыбаться.

Тогда-то я и начала клепать ужасные антиспидонаркостихи. Попутно я делала еще много глупостей. Все глупости были направлены на завоевание прекрасного блондина, которого, кстати, звали Михаилом. Михаил, надо сказать, был нарасхват. Могу поспорить на что угодно, все девушки в нашей организации волонтерили совсем не из-за благой идеи, а исключительно из-за возможности дозированно получать Мишину белозубую улыбку. Как любая влюбленная девушка, я выбирала крайне глупые способы обратить на себя его внимание. Например, всегда быть лучше всех, читать те же книжки, что читает он, слушать ту же музыку и закрутить любовь с его лучшим другом. Я действительно была лучше всех - если можно так назвать участие и победы везде-где-можно. Я стала читать те книжки, что читал он - а так как он готовился к посиуплению в медицинский и худлита не читал, я очень сильно пополнила свои знаия по биологии. Я полюбила "Наутилус" и "Машину времени" (и, надо сказать, за это благодарна Михаилу до сих пор). Я действтельно окрутила его лучшего друга и даже еще одного приятеля за компанию и со скукой принимала их ухаживания. В этих глупых ужимках и прыжках прошло полтора года. Только почему-то внимания со стороны Прекрасного объекта моих грез мне не доставалось... до одного момента.

Была середина января, и темнело рано. Мы допоздна засиделись за каким-то делом - то ли за верской газеты, то ли за подготовкой речи для конференции и вдруг поняли, что остались одни. Стит ли говорить, что я никогда не упускала возможности задержаться до последнего, надеясь остаться с ним вдвоем... Но пока мне ни разу это не удавалось, а тут...

- Надо же, как поздно. Я провожу тебя.

Наша огранизация квартировалась в бывшем дворце пионеров, а дворец пионеров, в свою очередь, стоял на Второй Главной Улице нашего маленького городка. Только несмотря на то, что это была вторая главная улица, на ней совсем не горели фонари, и, казалось, была поздняя ночь - так было темно, тихо, и снег падал, такой пушистый и мягкий. Он молчал - и я молчала. Держал меня под руку - но это было привычно, как же иначе - гололед ведь - но нарочно сдерживал шаг, а я и не думала его торопить. А перед зданием горисполкома все-таки горел одинокий фонарь. Под этим фонарем он почему-то остановился и протянул мне наушник-капельку. "Он был старше ее, она была хороша, в ее маленьком теле гостила душа, они ходили вдвоем, они не ссорились по мелочам...". Осторожно прижал меня к себе, а с неба мягко-мягко сыпался снег, и снежинки кружились в фонарном свете, и мы с ним - тоже, медленно-медленно, как снежинки... Потом я почувствовала на своих губах его теплые осторожные губы...

...Наверное, я была похожа на воздушный шарик, наполненный гелием, и болталась где-то под потолком, потому что, как только я вошла, мать стала напевать: "Любооовь нечаянно нагрянет... Как его зовут-то?" - "Миша..." - "Вот и хорошо..." (не знаю, а если бы его звали Петя или Эфраим, разве было бы хуже?).

Мы должны были встреиться через три дня, вроде бы на той самой конфренции, к которой готовились. Телефон у нас был отключен за неуплату, и это избавило меня от терзаний "а не позвонить ли ему". Три дня я так и продолжала воздушным шариком летать под потолком. И, конечно, я писала стихи. И даже, как ни странно, их записывала, потому что надеялась когда-нибудь ему показать (желательно тогда, когда у нас будет двое детей и домик "на обочине трассы" (с). А может, трое детей...).

А потом наступило то самое долгожданное "через три дня". И... ничего не случилось. Совсем ничего. Он совершенно буднично со мной поздоровался. Буднично улыбался - мне - ровно столько же, как всем остальным. Ни словом, ни жестом, ни случайным прикосновением не напомнил об этом поцелуе под единственным городским фонарем, как будто все это - и мягкий снег, и тихая музыка, и молочный свет фонаря, и сам поцелуй - все это нам почудилось. Почудилось. Было чудо - и закончилось. Насовсем...

Говорят, особо чувствительные девушки от такого умирают. Вены там режут или просто засыхают от тоски. Я, видимо, далеко не самая чувствительная девушка. Я не стала резать вены и сохнуть от тоски. Я даже не удосужилась впасть в депрессию. Да чего там, я и не плакала даже. Я после этого еще очень долго не могла плакать. А еще я перестала писать стихи. Как будто никогда и не умела. Как отрезало...

Моя школьная тетрадка со стихами заканчивается датой "17.01.2000"



С неба в такт тихой песне - снег.

И меня здесь счастилей - нет.

Сотен звезд меня манит блеск,

И снежинкам я шепчу вслед:



"Полети - хоть одна - вверх

И спроси тогда у звезды:

Можно ль просто так любить всех?

И сейчас же прилетай вниз"



И снежинки опять к земле

Полетят тихой песне в такт.

И, каков бы ни был ответ,

Все равно я услышу "Да!"



Все. А дальше я уравнивала в этой тетрадке окислительно-восстановительные реакции.

Прошло года три, и я поняла, что, в общем-то, могу писать стихи. Могу - но не хочу. И не должна. Потому что это будут не стихи, а мусор. Вот и не писала. Потом прошло еще три года. Умер Андрей. И... меня прорвало.

Мне просто некуда больше было деться - только в стихи.

И я почувствовала, что вернулась домой.