Сегодня напротив меня в метро сидел юноша с такой же книгой, как у меня. В этом не было бы ничего внезапного, если бы я читала, не знаю, Акунина или там "Шантарам", но я читала вот это — полновесный килограммовый том не самых известных американских авторов, 88 года издания. Я купила его примерно с год назад у какого-то букиниста, долго искала, потому что "Человеческая комедия" Сарояна не слишком-то переиздается, а мне прямо надо было ее. Сарояна я тогда еще прочитала и перечитала, а до Хеллера, доставшегося к Сарояну в довесок, добралась только сейчас.
Я все смотрела на юношу, точнее, на разворот книги, и пыталась понять - юноша еще на половине Сарояна или уже на половине Хеллера? Потому что я не знаю практически никого, кто читал бы Сарояна не с моей подачи, а по собственной инициативе, и мне так интересно, бывают ли такие люди вообще. Или, если он на половине Хеллера, то как он читает эту книгу — типа, хаха, смешно, но про войну, почти как Гашек, или он тоже, например, как я, читает, зачем-то наполняясь болью и страданиями? Или может, тонкое и своеобразное остроумие Хеллера вообще не кажется ему остроумием и он не понимает, зачем автор так странно выражается? Читает ли он Хеллера потому, что прочитал на лурке, что "Уловка-22" — это винрарно?
Какова вероятность, что ровно напротив тебя в московском метро с пассажиропотоком 8 миллионов человек в день окажется человек с книгой, изданной 23 года назад тиражом 5 000 экземпляров?
Кто-нибудь (например, главный герой "Как я встретил вашу маму") усмотрел бы в этом перст судьбы, знак провидения, символ того, что, возможно, мы с юношей должны немедленно слиться в любви к друг другу и американской литературе середины двадцатого века и нарожать пару-тройку черноволосых длинноносых детей.
Кто-нибудь более нормальный, возможно, решил бы, что неплохо было бы познакомиться с юношей и пообщаться.
Я решила немного поулыбаться и помахать книжкой, но тут между нами встала объемная женщина в шубе, а выглядывать из-за ее шубы и махать, улыбаясь, книгой в восемьсот страниц было бы как-то странно.
Так что я вышла на Октябрьской, а юноша поехал дальше.
Чем дальше, тем больше мне думается, что мир намного-намного теснее, чем кажется. И еще - что все ходят одними и теми же дорожками, как крокодилы.