Я, кажется, про это уже писала, но повторюсь для себя.
Стейнбековские «Гроздья гнева» я читала с жутким, непобедимым чувством стыда — им там всем есть нечего, а у меня одного чая четыре сорта. А чуть позже я с таким же, только гораздо более сильным стыдом читала «Голубчика» Эмиля Ажара — там, если что, герою настолько одиноко и не с кем обняться, что он заводит удава и сидит вечерами в его, удавьих, теплых и крепких псевдообъятиях. А у меня этих любви, нежности, объятий, в которых можно оказаться — как чая в шкафу, то есть даже больше, чем нужно «для покрытия базовых нужд», для безбедного существования. Так чорд побери почему, в очередной раз пытаясь в пылу пмс-а поныть "меня никто не любиииит" я не думаю о том, как это подло по отношению к тем, кого некому вечером спросить, как прошел день? Как я могу дуться на дурацкое "не так посмотрел", "недостаточно тепло ответил" и прочую хрень, когда на самом деле я вся — в любви и поцелуях, а кто-то (причем не абстрактный кто-то где-то там, а вот - кто-то вполне определенный) формальным обнимашкам при встрече радуется как ребенок?
Безумно стыдно быть сытым, видя, что другие голодны, а быть сытым и при этом еще вертеть носом, что мол было недостаточно вкусно — вообще стыдно до ужаса.
Интересно, многие ли из тех, кто в "о себе" на вконтактике повторяют за Экзюпери, что единственная настоящая роскошь — это роскошь человеческого общения, все еще чувствуют, что это действительно роскошь?